"Я представляю себе человека, идущего с завязанными глазами и заткнутыми ушами по коридору из металлических перил. В конце коридора он упирается в глухую железную стену и испытывает ужас и безысходность замкнутого, глухого и слепого пространства. Потом он вынимает затычки из ушей и слышит шум автострады неподалеку. Ощупывает металл и понимает, что под металлические перила можно поднырнуть и выйти на открытое место. Он оказывается в новом ужасе — ужасе пустоты и отсутствия ориентиров. Открывает глаза и видит, что находится в центре огромной парковки: слева торговый центр, справа шоссе, а рядом его автомобиль..."
- Саша, как бы ты назвал свой метод сегодня? С каким подходом ты связываешь себя и свой профессиональный опыт?
- Я бы говорил о пространстве между экзистенциальной терапией и нарративным подходом... Всегда сложно описывать трепетную лань языком холодной арифметики :) Многое здесь зыбко. Но мое рабочее пространство, мир моих верований где-то в этой зоне....
- Саша, какова твоя профессиональная задача? В чем ты видишь свою роль как терапевта?
- Максимально расширить картину мира клиента. Сейчас объясню. Я считаю, что все без исключения психологические проблемы можно описать одной простой фразой — нарушение субъективного доступа к объективной свободе. Что такое объективная свобода объяснять, наверное, не надо. Подчеркну лишь, что объективно свобода биологического существа ограничена только физическими законами. Что такое субъективный доступ к свободе? Если вы спросите запойного алкоголика, может ли он во время запоя не пить, он скажет: "Не могу. Абсолютно невозможно". Если вы спросите молодую мать, может ли она сердиться на своего двухмесячного ребенка, она ответит: «Нет, это невозможно», и в ее глазах вы увидите страх. Если вы спросите трудоголика, пропадающего на работе, от 16 до 18 часов в сутки последние 10 лет, ни разу не съездившего в отпуск, может ли он выделить две недели для поездки с детьми на лыжный курорт, он скажет, что это абсолютно невозможно. Эти примеры иллюстрируют отсутствие у субъекта свободы выбора (пить/не пить; сердиться/не сердиться; взять отпуск/не брать отпуск).
Можете ли вы не включиться в традиционный скандал с мужем по поводу невымытой посуды? Практически для любой психологической проблемы это место не просто характерно, а является определяющим. Человек не видит выхода из тупика, в который сам себя планомерно загонял последние …дцать лет. Психологическую проблему мы частенько называем «тупик». Коридор, в который есть вход, и нет ни одного выхода. Это повторяющаяся ситуация, в которой человек не имеет вариантов поведения, имеет только один выбор, либо только два (невротический выбор или дилемма). То есть, проблема — это некое описание мира, специфическое отражение реальности данного индивидуума, в которой у него нет решения, в которой он обречен. Я представляю себе человека, идущего с завязанными глазами и заткнутыми ушами по коридору из металлических перил.
В конце коридора он упирается в глухую железную стену и испытывает ужас и безысходность замкнутого, глухого и слепого пространства. Потом он вынимает затычки из ушей и слышит шум автострады неподалеку. Ощупывает металл и понимает, что под металлические перила можно поднырнуть, и выйти на открытое место. Он оказывается в новом ужасе — ужасе пустоты и отсутствия ориентиров. Открывает глаза — и видит, что находится в центре огромной парковки: слева торговый центр, справа шоссе, а рядом его автомобиль. Роль терапевта я вижу в том, чтобы стать проводником и помочь клиенту пройти по этому узкому мостику, от пугающего, безысходно кастрированного описания реальности, где он заперт между металлическими перилами, ведущими к глухой стене к прекрасному и дикому миру настоящего.
- Откуда ты знаешь, что клиент хочет этого?
- Клиентом становится тот, кто добровольно пришел в «агентство проводников», заключил контракт на услуги проводника, помогающего сохранить равновесие при переходе по мостику, оплатил эти услуги и выбрал этот метод.
- А недовольные клиенты утверждают, что не получили того, за что заплатили…
- Я думаю, что у терапевтов (проводников) бывают серьезные неприятности в случае недостаточно четкого составления контракта. Частенько в туристическом проспекте, показывающем вид с Эльбруса, очень мелкими буквами написана температура воздуха во время восхождения, скорость ветра, вес снаряжения. Те, кто поднимаются на Эльбрус в мокром, обледеневшем, тяжеленном снаряжении, я думаю, не раз жалеют о потраченных деньгах и выбранном маршруте. «Ведь Эльбрус из самолета видно здорово!», а по телевизору так и значительно дешевле.
- А ведь у тебя тоже есть недовольные клиенты, несмотря на то, что контракты ты составляешь четко.
- Я думаю, что недовольные клиенты отличаются от довольных клиентов местоположением на маршруте. Довольные клиенты прошли по мостику на новую территорию, заселили ее, обжили и заняты повседневными делами. Недовольные клиенты — это те клиенты, которые пока еще в пути. Довольные клиенты достигли точки назначения, оговоренной в контракте. Они на Эльбрусе «весь мир на ладони, ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим, у которых вершина еще впереди», а те, другие — пока еще усталые, голодные, замерзшие, они совершенно не понимают зачем ввязались в эту авантюру и почему им никто не сказал о температуре, скорости ветра, весе снаряжения. Для всех людей этот путь тяжел, а у некоторых он оказывается достаточно длинным. А вообще-то говоря, из числа клиентов, прошедших тренинг до конца, стопроцентно недовольных (считающих, что ничего для них не произошло, что они даром выбросили время и деньги) очень мало. Практически их нет. Даже те, которые «отсиделись» за время группы, стали свидетелями «чудес», произошедших с другими.
- Что значит «отсиделись» на группе?
- Это интересный момент. Чтобы ответить на этот вопрос, надо дать типологию участников тренинга. Как всякая типология она несколько условна, однако, на мой взгляд, хорошо отражает существующее положение дел. Люди приходят на тренинг с разными целями. Первая категория: те, с кем недавно случилась большая беда — потеря близких, серьезное заболевание, особенно тяжелый развод. Ситуация, в которой находятся эти люди свежая, работа над ней идет легко, почти автоматически. Такие участники привносят настолько мощный заряд напряжения, что не только отрабатывают сами, но и попутно включают в работу всю группу. Им не приходится вспоминать и вытаскивать наружу свое страдание. Оно все на поверхности — от начала до конца. Эти люди обычно четко называют причину своего прихода. «У меня три месяца назад сын покончил жизнь самоубийством. Я не знаю, как мне жить». Это пожар, прямо сейчас рвущий личность на части. Каким бы страшным он не был, он весь, со всех сторон, доступен для работы. Вторая категория участников выглядит так: проблема, приведшая их на группу, за давностью лет обрела хронический характер. И приходя на тренинг, они объявляют не причину, а повод: «У меня не складываются отношения; я не могу любить; мои близкие меня не понимают; я никого не подпускаю к себе». На третий день, в процессе нарастания напряжения в группе, мы выходим на настоящую причину: мама умерла, когда участнику было десять лет. В 15 лет умер папа. В 22 года умерла бабушка (чудесная, та, которая воспитывала). Такое обращение тоже сродни пожару, но подспудному, такому, как горящий торф. Он тлеет на глубине 20 метров. Поверхность немного горячая, воздух слегка дымный, вода в колодцах горькая. Время от времени вспыхивает то там, то тут. Человек живет так уже много лет. Он даже не знает, что живет на пожаре. Тушить его значительно сложнее. Сам факт появления «пожарных» кажется спорным и опасным. Потому что приходят люди, которые будят лихо. Многие сильно сомневаются в целесообразности такого рода работы. Хотя, если удается пожар потушить, качество жизни возрастает неизмеримо. Третья категория участников — это «жители столицы». Они приходят из любопытства, из интереса. Поводом для прихода является «хочу посмотреть». Их бывает не очень много, но они есть. Это жители чистой, безопасной столицы большого государства. Которые, конечно, слышали о том, что где-то горят торфяники и людям живется нелегко. Они даже иногда посылают теплые вещи погорельцам. Но лично для них это являются стихийными бедствиями, знакомым по экрану телевизора. С такими участниками ситуация бывает двоякая. Либо в процессе группы они осознают, что и лично у них где-то горит торф. Тогда они попадают во вторую группу. Либо на этот пожар нам выйти не удается, и тогда такие участники просто получают адреналин, наблюдая со стороны за тушением чужого пожара, утоляют любопытство, интерес. Именно из их числа рождается третья группа клиентов: отсидевшихся. Они видят все, что происходит с первой и второй группой клиентов. Они испытывают сильнейшее напряжение, которое задает группа. Для них это очень хороший спектакль, или даже шоу «За стеклом». Они не могут сказать, что этого не происходило. Невозможно не поверить происходящему. Вой матери, потерявшей ребенка три месяца назад, не оставляет их равнодушными. Но для них это трагедии в Анголе, наблюдаемые по телевизору из Москвы. Такой человек говорит себе: «Никогда не читайте советских газет за обедом, от этого портится пищеварение». Это не значит, что у этих людей нет пожара, что они не страдали. Просто у них пожары столь глубоко загнаны под землю, что они готовы дорого заплатить, чтобы не дай бог не выпустить их на поверхность. А потушить их иначе невозможно.
- Означают ли твои слова, что у каждого пришедшего на тренинг, в глубине души таится трагедия (изнасиловал дядя, избила мать, погиб младший брат), а неготовность в этом признаться, свидетельствует о глубокой обороне?
- И да, и нет. Важно учитывать, что трагедия всегда носит глубоко субъективный характер. Моя мама рассказывала, что когда ей было 5 лет, семья уходила в эвакуацию. Разрешалось взять с собой только то, что можно унести в руках. Она вышла из комнаты, неся свою самую большую ценность — огромную куклу. А дедушка забрал куклу и бросил на шкаф. Она ее больше никогда не видела, как не видела и дома, из которого они ушли. Мама говорила, что эта потеря по трагичности была сравнима для нее с потерей первенца, которая произошла спустя 20 лет. Трудно принять, что потеря куклы в пожаре войны может быть равноценна самому трагичному для матери — потере ребенка. Но это факт. Иногда так бывает. Трагедия всегда субъективна.
- То есть травмирующее событие не всегда является трагедией в обычном понимании этого слова. Человек совсем не обязательно скрывает сам от себя пережитый в детстве инцест. Это может быть вполне безобидное происшествие, которое, однако, оставило глубокий след в душе, и продолжает подпитывать тлеющий торфяник.
- Да. И это одна из причин, по которой люди не очень готовы разбираться в своих пожарах. Кроме того, бывают клиенты (от 17 до 22 лет) — у них действительно очень часто нет никаких проблем. Специфика возраста: подростковые бури уже прошли, а взрослые еще даже не зародились. Этакие голубоглазые счастливчики. Вот они действительно приходят за адреналином и получают свое «реалити шоу». Чужие трагедии вызывают на их чистом челе морщинки непонимания, работу мысли по поводу непонятного и нелогичного поведения «актеров». Иногда такие счастливчики встречаются и в других возрастных группах. В эту же категорию можно отнести зрелых людей, у которых все хорошо. У них все сложилось без большого напряжения, трагедий, потерь. Для них очень важно бывает переоценить свое сегодняшнее положение, пройти через напряжение, увидеть, что происходит с другими людьми. По возможности не посмотреть новости из Анголы, а съездить туда волонтером. Чтобы по-настоящему осознать, что их собственное состояние называется счастьем и вернуть субъективный доступ к этому ощущению. Является ли это искусственным созданием проблем? Строго говоря, да.
