Когда развод — единственный выход

Там, где настоящий металл, всё начинает блестеть, а там, где ржавчина или трещина, кислота всё разъедает и не дает возможности её проигнорировать.

— Бывает такое — к тебе приходит клиентка, спрашивает: «Как мне сохранить семью?», а ты смотришь и говоришь: «А может быть, не нужно ничего сохранять?».

— Знаешь, Альфред Адлер, основатель системы индивидуальной психологии, сказал: «Терапия — это плевок в суп. Суп после этого можно есть и дальше, но дальше противно». Адлер имеет при этом в виду вот что: если с момента плевка суп потерял для тебя ценность, вылей этот суп и свари новый. Но я считаю так: если после плевка суп тебе все так же ценен, поменяй свое мнение, назови плевок кулинарным изыском — бывают же лягушки в супе, морские гады или кузнечики — для кого-то они составляют вместе прекрасный букет, а для тебя таким букетом будет плевок. Но это клиент должен решить, конечно, чем для него стал плевок и, исходя из этого, что ему делать дальше.

В современной психологии не принято, чтобы психолог транслировал клиенту свой взгляд на его жизнь. И я совершенно не по этой части тоже; моя задача — быть кислотой на картине мира клиента. То есть ко мне приходит клиентка, представляет мне свою такую гладенькую картину мира, спрашивает: «Как мне сохранить семью?», а я беру и совершенно безжалостно плескаю на поверхность её картины кислотой. Там, где настоящий металл, всё начинает блестеть, а там, где ржавчина или трещина, кислота всё разъедает и не дает возможности её проигнорировать.

— То есть советовать развод ты не можешь. А можешь диагностировать его необходимость?

— На самом деле у психолога есть щелка, через которую он может и продиагностировать, и даже довольно нагло посоветовать. Я говорю о разовых консультациях, о такой экстренной помощи. Поскольку это не длительная работа, а сиюминутная, то я могу позволить себе больше, чем классический психолог. И делаю это.

— А что бы ты отнес к моментам, несовместимым или малосовместимым с развитием брака? Может быть, есть какие-то маячки? Допустим, клиентка рассказывает тебе о своей жизни, а у тебя раз мигнуло, два мигнуло, три, а дальше уже звучит сирена тревоги, и молчать в этом случае ты не можешь?

— Да, есть метки, на которые я обращаю внимание. Даже не метки, а места, где звучит колокол, в которых я не просто беспокоюсь, а позволяю себе отставить в сторону любые мои соображения о том, как должен или не должен работать психолог, и веду себя просто как человек, сосед, мужчина. Пару раз в моей профессиональной жизни были ситуации, когда я проклинал себя за то, что чего-то не сказал, а мне казалось, что надо было сказать. Потому я скажу сейчас.

Во-первых, колокол для меня — это прямая агрессия в отношениях, особенно если эта прямая агрессия развивается. К примеру, в браке, который заключался 4 года назад по любви, 3 года назад появился ребенок, и вскоре после этого начались напряжения. Полтора года назад муж назвал жену дурой и идиоткой, год назад дал ей пощёчину, полгода назад рассек ей губу кулаком, а три месяца назад избил её в ванной. В этой ситуации я прямо скажу своей клиентке, что это кончится как минимум больницей, а как максимум тем, что у её ребенка мама отправится в морг, а папа в тюрьму, и это произойдет с вероятностью 85% в ближайшие два-три года.

Если параллельно с этим вектором «дура-побои» у одного из партнёров развивается психическое заболевание, то это опасно до паники. И здесь нет места для сомнений. В этой ситуации я скажу маме или сестре девушки, оказавшейся в заложниках: «Хватайте её за волосы, тащите в полицию сегодня и бейте тревогу. Я заранее знаю, что будет дальше: после того, как мама вытащит за волосы свою дочь, приволочёт к себе домой и привяжет к батарее, муж этой девушки начнёт ломиться в двери, окна, падать на колени и обещать все исправить. Но я не верю в хороший исход этих отношений.

— То есть, если муж называет жену дурой уже двадцать лет и два раза в год даёт ей пощёчину при людях, это совершенно другая история?

— Абсолютно другая! Я почти уверен, что мужчина, который дает жене пощечины два раза в год, живет в подъезде, где в половине квартир мужчины ведут себя так же, то есть эти пощечины и эта «дура», — это всего лишь культурный (точнее, антикультурный) код. Код этой парадной, этого дома, этого района. Когда ко мне в письмах обращаются: «Что делать, меня избил муж?», я всегда спрашиваю: «Как тебя зовут? Из какого ты города?». Уточняю: «У тебя есть тетка, бабушка, сестра брата, которая счастлива и которая хорошо к тебе относится? Пойди и поговори с ней о том, что у тебя происходит». Потому что в том месте и той семье произошедшее может быть вариантом нормы. В любой ситуации, где женщина чувствует агрессию, но где эта агрессия не имеет развития, я бы изучил контекст, фон. Потому что то, что происходит в той семье, может быть ужасно с моей точки зрения, но при этом оно может ничего не значить в контексте семьи.

— Я представляю себе девушку, которая, оказавшись заложницей своего мужа, читает эту статью и, находясь под властью стокгольмского синдрома, задает себе вопросы: «А вдруг это просто ПМС или я сама виновата, или он сегодня просто не в настроении?».

— Я бы тогда для наглядности разделил происходящее в семье по шкале:

• черно-бордовый сектор, переходящий в красный — это «опасно, убьет!»;
• красный, переходящий в желтый — «опасно, берегись!»;
• желтый, переходящий в зеленый — «опасно, но может и обойдется».

Если подробнее, то черно-бордовый сектор ситуативно выглядит так: твой муж — шизофреник, он бьет тебя ногами, увидев, что ты передаешь деньги в троллейбусе через мужчину, из-за него ты снова попала в больницу со сломанным носом. И завтра ты, зайдя в комнату к ребенку, можешь найти его там убитым. И здесь не должно быть сомнений, как действовать. Неважно, ПМС или полнолуние, ты должна была уйти год назад, месяц назад, в крайнем случае, позавчера: ситуация относится к несовместимым с сохранением статуса «замужем». Продолжать её — смертельно опасно для тебя и твоих близких.


Красно-желтая ситуация — это когда он назвал тебя дурой полтора года назад, год назад дал пощёчину, полгода назад рассек губу кулаком. Кто-то живет так довольно долго — до тех пор, пока не попадет в больницу с сотрясением мозга.

Желто-зеленая ситуация — это ситуация, в которой все вроде было нормально, но уже достаточно длительное время ты чувствуешь себя в семье от «плохо» до «никак». И здесь вопрос в том, как давно ты ощущаешь своё «плохо»: если год-два, то, возможно, есть шанс исправить ситуацию.

— В желто-зеленой ситуации есть место для работы психолога. А в двух остальных, выступающих под грифом «Опасно»?

— Знаешь, даже в желто-зеленой ситуации психолог не всесилен. Если на вопрос: «Давно тебе так?», клиентка отвечает: «Всегда, я не помню, когда было иначе», то очень мала вероятность того, что можно что-то исправить, потому что исправлять зачастую нечего и незачем. А в двух других сегментах — да, очень болезненный момент состоит в том, что психолог, как исповедник, зная тайны исповеди, не может использовать эту информацию так, как ему бы хотелось. И вообрази: я вижу, что поезд мчится под откос, вижу, что с вероятностью 90% моего клиента, который стоит на рельсах, не может спасти ничего, кроме стоп-крана, но дернуть стоп-кран часто, увы, не в моих полномочиях.

— Развестись нельзя сохранить брак! Где бы ты поставил запятую?

— Я бы ставил её ситуативно в каждом конкретном случае. Для сохранения брака, как и для его прекращения, есть разные причины, и потому в каждом случае есть смысл определиться, какая из них влияет на то, что «воз и ныне тем». Я бы брал общие точки отсчета: манипуляции, алкоголизм, игромания, другая зависимость. Я бы задавал вопрос: «Почему я здесь?» и действовал в зависимости от ответа. «Потому, что я очень боюсь потерять статус» или «Потому, что есть вопросы с кредитами», или «Потому, что я его люблю, и дети его любят», «Потому, что он очень хороший отец» — каждая из этих историй предполагает свой вариант действия.

А может быть, ты все еще в браке, потому что у тебя есть определенные убеждения, верования, ценности, присвоенные тебе еще в глубоком детстве, против которых очень тяжело пойти, например, «Свадьба в жизни только раз, может два, а может три, но это не для нас!», — и ты не представляешь, что у тебя может быть два брака, и не сможешь посмотреть в глаза мамы на фотографии (даже если она 30 лет назад ушла), если не сумеешь сохранить семью? В тот момент, когда ты признаешься себе в этом и задашь вопрос: «На страже чего стоит моя ситуация?», ты начнешь двигаться к выходу.

— То есть волшебная таблетка — это вопрос «Почему я всё еще здесь»?

— Да, этот вопрос многое ставит на свои места. Если это брак по расчету, то продолжает ли работать тот расчет, который ты закладывала в него, или следует поменять договор? Договор поменять невозможно, но можно расторгнуть? Это тоже вариант.

Это брак по любви? Отлично! А любовь-то еще есть? Если есть, то все продолжается. Если нет, то готова ли ты перейти от брака по любви к браку по расчету?

Если любви нет, а договор не работает, то может быть, пришло время расторгнуть этот договор, поскольку поменялся контекст событий?

Или, например, ты здесь, потому что обещала маме, что будешь хорошей дочкой, мамой и женой. Но готова ли ты продолжать жить здесь, так, как ты живешь, если мамы уже нет? Или, может, пойти на психотерапию и что-то скорректировать? Или статус «хорошей девочки» дороже той боли и унижения, что ты испытываешь, и нынешний образ жизни тебе ничто не сможет заменить?

— Мы поговорили, кажется, обо всем. Вот только про любовь не поговорили. Любовь — ерунда, когда дело касается развода?

— Нет, знаешь, не ерунда. Когда ко мне приходит семейная пара на грани развода, я задаю и мужу, и жене по два вопроса. Первый: «Любишь ли ты его/её?», а второй: «Хочешь ли ты быть с ним/с ней счастливой?». И действую дальше в зависимости от вариантов ответов.

И если она говорит: «Я люблю его, но не хочу с ним быть», это «не хочу с ним быть» может относиться к конкретной ситуации, например, супружеской измене. И если девушка готова посещать психолога, вполне может появиться положительная динамика. Если она говорит: «Я его не люблю, но счастливой быть хочу, если это возможно с ним, то я за», — то там большой материал для работы. Если она говорит: «Я его не люблю и не хочу быть с ним счастливой», — то говорить не о чем, она не придет второй раз, не возникнет мотива. Если она говорит: «Я люблю и хочу быть счастливой» (а тем более, если это звучит с обеих сторон), — то есть повод разговаривать, это очень хорошо показывает, что происходит в семье.

Правда, если ситуация старая, хроническая, то работать с ней сложно, даже если есть большое желание у обеих сторон, а если ситуация острая, то, какой бы она ужасной ни была (к примеру, вчера он её избил, она уехала от него сегодня, и он «развёл» её на встречу у психолога, и вот они встретились), если есть мотивация с двух сторон, то можно попытаться что-то сделать.

— То, что ты сегодня сказал, ценно не только людям, которые находятся в ситуации «А может быть, развод — это единственно верный выход?», но и для тех, кто смотрит на ситуацию со стороны, и понимает, что их бездействие может быть преступно.

— Да. Но я отдаю себе отчет, что это очень опасное место. Потому что, с одной стороны, спасающие часто видят то, что они хотят увидеть: к примеру, тёща провоцирует ситуацию в семье до ситуативного мордобоя, и тут же начинает крушить все вокруг. С другой стороны, семья — это сосуд, который не обязательно транслирует в мир картину, как она есть. Отражения и искажения здесь возможны чаще, чем где-то еще. Но, конечно, если провод возле лампы оголён, то человек должен знать: может, 220 вольт и не убьет в этот раз, но провод лучше изолировать. А пока он не заизолирован, не нужно допускать контактов с ним.

Источник