«Терапия — это плевок в суп. Суп после этого можно есть и дальше, но дальше противно».
Алфред Адлер
Очень важные мне размышления о специфике 32-х лет моей работы...
Мне иногда кажется, что я уже дошел до той самой полной безоценочности, почти буддистского принятия любой ситуации клиента, которую приписывают психотерапевту широкие народные массы… =)
И кажется, что это точно так...
Пока очередная ситуация не взрывается в группе или на индивидуалке, напоминая мне, что я по-прежнему обычный человек.
И слава Б-гу!
Я очень много думаю об этом.
Это тема, которая красной линией проходит через всю мою профессиональную деятельность.
Это не один вопрос, а целый их ворох.
Они заставляют меня возвращаться к себе снова и снова. Они не дают мне решить для себя раз и навсегда, что теперь я думаю именно так, а не иначе.
Хотя каждый раз в итоге я прихожу к одному и тому же ответу!
Этот вопрос, или вопросы, если хотите, о моем месте.
О месте психолога в жизни, в мире.
О пересечении моей дороги и дороги моего клиента,
Это про сам угол зрения, с которого мне смотреть на истории, звучащие у меня на работе.
И как не разорваться между собой психологом и собой-человеком.
Что происходит, когда клиент впускает меня в ситуацию, отношение к которой неоднозначно , а иногда - однозначно ?Иногда оно негативное – с точки зрения закона или с точки зрения религии...
Часто с точки зрения морали или с точки зрения этики,
Порой с точки зрения общественного мнения, или складывающейся мифологии...
Да просто с позиции обыденного сознания «среднего человека»! (если такие вообще существуют)?
Работа с травматическим переживанием, интеграция этого опыта в жизнь клиента – всегда нелегкое испытание.
За десятки лет работы ко мне приходили люди совершавшие убийство, предательство, подлость, пережившие сексуальное использование, уцелевшие в страшных войнах…
Моральный, оценочный подход в этой ситуации может повредить (или всегда вредит) терапевтическому процессу.
Он ломает саму возможность контакта! Он ломает меня в моей работе...
Причина тому в том, что на уровне нашей обыденной жизни, за пределами кабинета терапевта, многие из пережитых или до сих пор переживаемых клиентом чувств - оцениваемы!
Более того, эти чувства часто запретны, табуированны и железным прессом давят на клиента грузом вины.
Они могут и меня втягивать в мой личный конфликт ценностей...
Например, человек, чудом выживший в бою, может испытать в какой-то момент сумасшедшую радость от того, что убили не его, от другого! Что он выскочил за мгновение до момента из танка, в который попала ракета.
Но ведь убили его товарищей!
Эта секундная радость может годами лежать у него камнем на сердце, а запретность этого чувства мешать ему принять пережитый опыт, справится с потерей, встроить Это в ткань жизни и пойти дальше.
Или сексуальное использование.
Этот опыт обычно очень трудно интегрировать, потому что в нем неизбежно оказываются эмоции, которые «я не должна была испытывать».
Например, если женщине было приятно внимание этого человека, возможно иррациональное убеждение - "значит я сама его «соблазнила»".
А уж если она не дай бог в какой-то момент почувствовала удовольствие!…
Ведь ВСЕ и И ТОЧНО знают, что это однозначно плохо, мерзко и грязно!
Вот это и есть тот самый взрыв мозга и сердца, который вызывает у меня бурю эмоций, начиная с замешательства, досады и раздражения.
Потому что мое место как психолога - как мне кажется, как я решил когда-то, как я вынужден решать снова и снова, оказываясь в этом месте!
И я хочу решать так снова и снова!
Я выбираю находится вне морали, этики, общественного мнения!
Мое место только там, где находится клиент.
И что бы ни произошло с этим человеком, как психолог я буду слушать его слова, смотреть в его глаза и отражать то, что есть, а не то, что правильно.
А еще я очень постараюсь делать это из того места, где я просто человек!
Я никогда не скажу ему, что он преступник. (постараюсь!)
Я никогда не был назначен ему судом.
Я никогда не оценю его от лица общества.
Хотя я могу сказать, что у меня это вызывает отвращение...
При работе с травмой я, как терапевт, должен особенно внимательно следить за своими реакциями, мне нужны годы работы с собой, чтобы понимать, какие клиентские темы для меня «заряжены» особо.
С чем я пока не очень справляюсь...
Если я, как терапевт пережил похожую травму и она недостаточно проработана у меня, то это плохая новость для нас...
Это узкое место. И я молюсь, что бы найти свою мудрость даже в месте, где мгновение назад я не находил ничего кроме трусости и малодушия...
И чем я здесь лучше или хуже чем тот парень, который успел выскочить из танка?
Всегда есть опасность неосознанного сравнения и попыток подогнать опыт клиента под свой, а это неизбежно искажает ситуацию, нарушает ее и тоже взрывает наш контакт.
Иногда травма бывает вытеснена полностью, а иногда ее размеры бесконечны и она занимает всю жизнь.
Моя цель вернуть нашему травматическому переживанию размер, масштаб, перспективу и пропорции, чтобы оно заняло в нашей жизни соответствующее ему, адекватное контексту место.
Соответственно, и участники событий должны обрести масштаб сопоставимый с реальностью, т.е. стать людьми.
Для этого обычно нужно очеловечить дьявола.
Его нужно превратить из чудовища в человека.
Для этого нужно отказать себе самому в роли бога!
Это возможно, если ты видишь его слабость, его уязвимость и тогда ты перестаешь его демонизировать.
Это возможно, если ты входишь в ситуацию «чистым» и не предвзятым.
Это труднее, если ты не совершенен... Как человек...
И вот как мне входить в ситуацию?
У меня есть 2 дочки. У меня есть жизненная история.
Я был воспитан такими же как вы родителями.
Отношение к сексуальному использованию ребенка начиная с нуля для меня находится за пределами добра и зла.
А для этой конкретной клиентки - нет!
Для нее это как-то иначе.
Вы думаете, она позвала меня для того, чтобы я ей рассказал, как к этому относится закон или общественное мнение?!!
Вряд ли.
И вот в этом месте я варюсь многие, многие годы.
Я понимаю, что то, что я говорю сейчас - тема не только табуированная, но и очень взрывчатая.
Но я не раз сталкивался с тем, что физическая травма становится психической травмой в момент конфликта между внутренне-субъективным и внешне-субъективным.
Например, перелом руки, проказа или сифилис являются лишь физической проблемой и физическим ограничением.
А в момент, когда я начинаю ощущать себя калекой, прокаженным, сифилитиком, это становится не болью, а уже страданием.
Та же ситуация и с сексуальным насилием.
Мне очень часто приходится сталкиваться с этим.
В какой-то момент в этом есть физическая боль.
А потом на нее начинают наматываться психологические, архетипические, социальные компоненты, которые сделают эту боль страданием и трагедией.
Чем в этом конкретном случае отличается изнасилование от падения с третьего этажа?!!
Вот этот краеугольный вопрос каждой конкретно взятой, уникальной истории терапии.
Найди этот ключ и расклятие этого заклятия в руках у нас!
Если говорить о сексуальном использовании внутри семьи, то эта тема одна из самых сложных.
Интегрировать этот опыт намного труднее, но и намного важнее, чтобы мир человека снова обрел целостность.
Ведь это одновременно ненавидимый мной насильник и мой обожаемый отец, например.
Здесь естественное переплетено с противоестественным.
А очевидное с запретным ...
Естественна какая-то влюбленность или влечение девочки к отцу, при этом его «доступ к телу» в каком-то смысле облегчен, потому что есть доступ к душе.
Есть близость, которая в какой-то момент переходит во что-то иное, неестественное, запретное, преступное, грязное, постыдное…Табуированное...
И вот в какой-то момент эта женщина, или этот мужчина попадают ко мне.
Вот место, которое заставляет меня вновь и вновь думать о месте места психолога в реальности, о его профессиональной этике, о его профессиональном законе, о его профессиональной, человеческой позиции в процессе этой встречи, о том профессиональном общественном мнении, которое он принесет клиенту.
А ведь я единственный возможно, без оценочный проводник социального опыта для клиента!
Единственное социальное зеркало для клиента, относительно свободное от давления...
Я тот, кто знает, что место нашей встречи не факты, не история жизни, не объективная реальность, а миф.
Один, другой, третий...
И станет так, как мы придумаем, а не так, как было ...
Так вот, если я хочу с одной стороны помочь своему клиенту иметь выбор относительно уровня переживаемого, а с другой стороны максимально расширить этот выбор, то мой профессиональный долг на работе и в процессе этой конкретной встречи быть вне, оказаться за пределами закона, морали, этики, общественного мнения, может быть, даже элементарных инстинктов и даже самой реальности!
Мне иногда годами кажется, что я с этим в мире.
А потом очередная профессиональная ситуация опять ставит меня перед лицом этих уже десятки раз отвеченных вопросов.
Если с моими детьми произойдет такое, я возьму кусок водопроводной трубы и пойду разбираться.
Но когда я в очередной раз окажусь на одной скамейке с человеком, пережившим такой опыт в своей жизни, про которого принято думать, что он в беде, что закон должен его защищать и что то, что происходит с ним, аморально, что все общественное мнение стоит против происходящего, я БУДУ МОЛЧАТЬ И СЛУШАТЬ !
И может быть плакать.
Я не пойду в полицию до тех пор, пока не услышу или не увижу этого в глазах у моего клиента, и даже после этого не пойду.
Моя работа обеспечивать ему помощь в обеспечении обратной связи, в организации самой возможности увидеть этот диапазон выборов, расширения его горизонта!
И опять повторюсь, я НЕ буду говорить ему об абстрактной морали и об абстрактной этике.
Я, конечно же, помечу для него, что есть разные взгляды на происходящее, да, я не пройду мимо этого, но не более того.
Я конечно отвечу о моих человеческих чувствах по его поводу,
спроси он меня о них...
Я буду слушать его, я буду своими вопросами расчищать пространство, я буду осторожно мотивировать его лезть в самые трудные, самые интимные, самые запретные и не осознаваемые места происшедшего.
Я буду причинять ему боль.
Я буду очень осторожно его жалеть, но скорее принимать...
И, в первую очередь – я буду его слушать,
а в последнюю - защищать.
Потому что таково мое место.
Потому что одну и ту же трагедию
одни в своей жизни рисуют как черное на черном,
другие - как черное на белом,
а третьи - как черное в цветном.
А мое место все таки там, где они таки рисуют.
